— Я уже видел это в кино, — заметил главный сержант на станции электронной разведки.

— Где? — спросил майор Сабах.

— Нам показывали русские — тогда советские — фильмы по тактике ведения боя, сэр.

— Есть разница между ними? — Очень хороший вопрос, подумал сержант из разведывательной службы.

— Весьма небольшая, майор. — Он показал на нижнюю часть экрана. — Видите? Командир роты растянул свои танки в линию, сохраняя точное расстояние и интервалы между машинами. Недавно «хищник» пролетал над разведывательными силами дивизии, выдвинутыми вперёд, и они тоже были выстроены точно так же, как и в советском учебном фильме. Вы не занимались изучением советской тактики, майор?

— Только в том плане, как она осуществлялась иракскими войсками, — признался кувейтский офицер.

— Так вот, тактика иракской армии мало отличалась от советской. Суть её в том, чтобы нанести мощный стремительный удар, прорвать оборону противника и не дать ему времени на перегруппировку. При этом руководство танковыми частями осуществляется централизовано. Для русских ведение боя — чистая математика.

— А каков их уровень боевой подготовки?

— Достаточно высокий, сэр.

— Эллиот организовала слежку за Райаном прямо отсюда, — показал Хольцман, подъезжая к магазину «7-одиннадцать».

— Ты хочешь сказать, что по её указанию за ним следили?

— Да. Лиз ненавидела его. Я никогда… нет, в конце концов мне всё-таки удалось разобраться в этом. У неё были личные счёты с Райаном. По какой-то причине она возненавидела его ещё до того, как Боб Фаулер стал президентом. Причём до такой степени, что организовала утечку информации, которая должна была нанести ущерб его семье. Здорово, правда?

Это не произвело особого впечатления на Пламера.

— Таков Вашингтон.

— Верно, но она использовала своё официальное положение и государственные средства для сведения личных счётов. Такая вендетта, может быть, и характерна для Вашингтона, но является противозаконной. — Хольцман выключил двигатель и жестом показал Пламеру, что можно выходить.

Внутри они увидели маленькую женщину, хозяйку магазина, и кучу детей американо-азиатской наружности, которые раскладывали на полках товары перед началом утренней субботней торговли.

— Здравствуйте, — приветствовала их Кэрол Циммер. Она узнала Хольцмана, который заходил, чтобы купить хлеб и молоко. Впрочем, тогда его главной целью было осмотреть магазин. Она не знала, что он репортёр. Но лицо Джона Пламера показалось ей знакомым, и Кэрол показала на него. — Я видела вас по телевидению!

— Да, я действительно с телевидения, — с улыбкой признался комментатор.

Старший сын — на нагрудной табличке было написано имя Лоренс — был настроен менее дружелюбно.

— Чем могу помочь вам, сэр? — спросил он. Юноша говорил по-английски без акцента, взгляд его ярких глаз был подозрительным.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, если не возражаете, — вежливо сказал Пламер.

— О чём, сэр?

— Вы знакомы с президентом, не правда ли?

— Кофеварка вон там, сэр. Пончики на прилавке. — Юноша повернулся к ним спиной. Судя по всему, свой высокий рост, подумал Пламер, он унаследовал от отца. Похоже, он получил неплохое образование.

— Одну минуту! — позвал его Пламер. Лоренс повернулся к нему.

— В чём дело? Нам нужно заниматься работой. Извините.

— Ларри, будь вежливым с джентльменом.

— Мама, я ведь рассказывал тебе, что он сделал, помнишь? — Когда Лоренс снова посмотрел на репортёров, его глаза красноречиво говорили, что он думает о них. Этот взгляд болезненно ранил Пламера, причинив ему такую боль, какой он уже давно не испытывал.

— Извините меня, прошу вас, — сказал комментатор. — Я всего лишь хочу поговорить с вами. Как видите, здесь нет никаких телевизионных камер.

— Ты сейчас учишься на медицинском факультете, Лоренс? — спросил Хольцман.

— Откуда вы это знаете? Кто вы такой, черт побери?

— Лоренс! — послышалось предупреждение матери.

— Одну минуту, пожалуйста! — Пламер поднял вверх руки. — Я действительно хочу всего лишь поговорить с тобой. Здесь нет камер, никто не записывает наш разговор. Все сказанное останется между нами.

— Да уж, конечно. Вы дадите нам своё слово?

— Лоренс!

— Мама, позволь мне заняться этим! — огрызнулся студент и тут же извинился. — Извини, мама, но ты не знаешь, в чём дело.

— Я всего лишь пытаюсь разобраться…

— Я видел, что вы сделали, мистер Пламер. Неужели никто не сказал вам этого? Когда вы плюёте в лицо президенту, вы плюёте в лицо моего отца! А теперь покупайте, что вам нужно, и уходите. — Он снова отвернулся от них.

— Но я не знал, — возразил Пламер. — Если я в чем-нибудь ошибся, то почему ты не скажешь мне об этом? Обещаю, даю тебе слово, что не сделаю ничего, что повредит тебе или твоей семье. Но если я сделал что-то плохое, скажи мне, прошу тебя.

— Почему вы решили оскорбить мистера Райана? — спросила Кэрол Циммер. — Он хороший человек. Он заботится о нас. Он…

— Перестань, мама. Таким людям наплевать на все! — Лоренсу пришлось вернуться и вмешаться в разговор. Его мать слишком наивна.

— Лоренс, меня зовут Боб Хольцман. Я работаю в газете «Вашингтон пост». Мне известно о вашей семье уже несколько лет. Я отказался писать статью, потому что не хотел впутывать вас. Я знаю, что делает для вашей семьи президент Райан. Я всего лишь хочу, чтобы Джон услышал это от вас. Все сказанное останется между нами. Если бы я хотел сделать случившееся достоянием общественности, то мог бы давно опубликовать все, что знаю.

— Почему я должен доверять вам? — резко бросил Лоренс Циммер. — Вы ведь репортёры. — Эта горькая фраза вызвала у Пламера почти физическую боль. Неужели в мнении людей его профессия упала так низко?

— Ты учишься на врача? — начал Пламер с самого начала.

— Да, на втором курсе Джорджтаунского университета. Брат заканчивает Массачусетский технологический, а сестра только что принята в медицинский университет Джонса Хопкинса.

— Это стоит немалых денег. Вряд ли вы сможете платить за обучение из доходов от магазина. Мне это известно. Я знаю, сколько пришлось платить за образование своих детей.

— Мы все работаем здесь. Я работаю в магазине каждый уик-энд.

— Ты хочешь стать врачом. — заметил Пламер. — Это почётная профессия. Ты стараешься учиться на своих ошибках. Я тоже, Лоренс.

— Вы умеете говорить, мистер Пламер, это уж точно. Но на такое способны многие.

— Вам помогает президент, не правда ли?

— Если я скажу вам что-нибудь не для печати, это означает, что вы не имеете права опубликовать сказанное мной?

— Нет, строго говоря сказанное не для печати означает нечто другое. Но если я скажу тебе, прямо здесь и прямо сейчас, что никогда не использую сказанное тобой ни в какой форме — а рядом стоят люди, готовые подтвердить то, что ты мне скажешь, — и затем я нарушу данное мной слово, ты сможешь подорвать мою профессиональную репутацию. Людям моей профессии позволяют многое, — согласился Палмер, — иногда даже слишком, но мы не имеем права лгать. — В этом всё дело, не правда ли? — подумал он.

Лоренс посмотрел на мать. То, что она плохо говорила по-английски, совсем не означало, что она не обладала острым умом. Кэрол молча кивнула.

— Мистер Райан был рядом с моим папой, когда его убили, — сказал юноша. — Он обещал отцу, что будет заботиться о нас. С тех пор он постоянно заботится о нашей семье, платит за обучение и тому подобное — он и его друзья в ЦРУ.

— У семьи Циммера возникли проблемы с местными хулиганами, — добавил Хольцман. — Парень из Лэнгли — я знаком с ним — приехал сюда и…

— Ему не следовало делать этого! — возразил Лоренс. — Мистер Кла… этот человек не должен был заниматься нами.

— Почему ты не поступил в медицинский университет Джонса Хопкинса? — спросил Хольцман.

— Меня приняли в Джорджтаунский университет, — объяснил Лоренс. В его голосе все ещё слышались враждебные нотки. — Так мне легче ездить на занятия, и я могу помогать в магазине. Доктор Райан — я имею в виду миссис Райан — сначала не знала этого, но когда ей стало известно, она помогла нам. Моя другая сестра начинает учёбу в Хопкинсе этой осенью на подготовительном отделении.