— Нет, мы занимались главным образом сбором информации. Головко нажал на кнопку.

— Бондаренко уже приехал? — спросил он. Через несколько секунд дверь открылась, и в кабинет вошёл русский генерал с тремя звёздами на погонах.

Оба американца встали. Орденские планки на груди генерала привлекли внимание Кларка, он посмотрел на них и затем перевёл пристальный взгляд на его лицо. Бондаренко тоже окинул Кларка внимательным взглядом. Они обменялись рукопожатиями, в которых ощущалась осторожность, любопытство и странное тепло. Оба были примерно одного возраста, уже вышли из одной его фазы и теперь вступали в другую.

— Геннадий Иосифович является начальником оперативного управления Генерального штаба. Иван Тимофеевич — агент ЦРУ, — представил их друг другу директор СВР. — Как и его молчаливый молодой напарник. Скажите мне, Кларк, эта эпидемия действительно попала к вам из Ирана?

— Да, несомненно.

— Тогда он настоящий варвар, но умный и опасный. Каковы его намерения, генерал?

— Вчера вечером вы передислоцировали личный состав своего бронетанкового полка из Израиля в Кувейт, — сказал Бондаренко. — Это отличная воинская часть, но соотношение сил явно не в вашу пользу. Ваша страна не сможет перебросить крупные части на Средний Восток по меньшей мере в течение ещё двух недель. Дарейи не станет ждать две недели. По нашему мнению, бронетанковые дивизии, находящиеся сейчас к юго-западу от Багдада, будут готовы выступить через трое суток, самое большее — через четверо. Плюс ещё сутки на переход к границе. После этого мы увидим, в чём заключается их план.

— Что вы предполагаете?

— У нас не больше разведданных по этому вопросу, чем у вас, — ответил Головко. — К сожалению, вся наша агентурная сеть в регионе уничтожена, большинство людей, снабжавших нас информацией, расстреляны, а иракские генералы, с которыми мы поддерживали дружеские отношения в годы предыдущего режима, покинули страну.

— Высшее командование армии состоит из иранских генералов, многие закончили военные училища и академии в Англии и США, когда были младшими офицерами при шахе, и сумели уцелеть во время чисток, — заметил Бондаренко. — На них у нас есть досье, и эти материалы передаются сейчас в Пентагон.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Можете не сомневаться, — произнёс Динг, — если им удастся разделаться с нами, затем они повёрнут на север.

— Военные и политические союзы, молодой человек, заключаются не по любви, а исходя из взаимных интересов, — согласился Головко.

— Если вы не справитесь с этим маньяком сегодня, тогда нам придётся заняться им через три года, — серьёзно произнёс Бондаренко. — Думаю, для всех нас лучше, если это произойдёт сейчас.

— Мы предложили Фолеевой нашу помощь. Она согласилась. Когда вам станет ясно, в чём заключается ваша операция, сообщите нам, и мы постараемся сделать все, что в наших силах.

Одни сумели выжить дольше других. Первый смертельный исход был зарегистрирован в Техасе — представитель фирмы, продающей снаряжение для гольфа, скончался из-за сердечных осложнений через трое суток после того, как попал в больницу. За сутки до его смерти в больнице с теми же симптомами оказалась его жена. Врачи, расспросив её, пришли к заключению, что она заразилась, убирая за мужем, которого стошнило в туалете, так как всякие интимные контакты между ними были исключены. После возвращения из Финикса он чувствовал себя так плохо, что даже не поцеловал её. Каким бы малозначащим это ни казалось, данные передали по факсу в Атланту, поскольку Центр по борьбе с инфекционными болезнями просил информировать обо всём. Первая смерть для далласских врачей явилась одновременно облегчением и ужасом. Облегчением потому, что состояние больного перед смертью было безнадёжным и пугающим, а ужасом — потому что они знали, что за первой смертью последуют другие, такие же страшные, только агония продлится несколько дольше.

Следующая жертва умерла через шесть часов в Балтиморе, при схожих обстоятельствах. Торговец дачами-прицепами при жизни страдал пепсической язвой желудка — болезнью, распространённой среди армейских ветеранов, которая, хотя и поддавалась лечению простыми средствами, продающимися в аптеках без рецепта, сделала его лёгкой добычей для вируса Эбола. Пациент умер от потери крови, не приходя в сознание после большой дозы обезболивающего. Эта смерть тоже удивила лечащего врача и медсестру. Скоро начали поступать сообщения о смертельных исходах по всей стране. Средства массовой информации сообщали о них, и страна цепенела от ужаса. В ряде случаев сначала умирал муж, а вскоре за ним — жена. Иногда следом умирали и дети.

Опасность для всех сделалась гораздо реальней. Ведь первоначально большинству американцев кризис казался чем-то отдалённым и маловероятным. Предприятия и школы были закрыты, поездки ограничены, но в остальном все походило на телевизионный сериал. Эпидемия казалась происходящей на голубом экране, она была чем-то одновременно реальным и воображаемым. Но теперь все чаще повторялось слово «смерть». Нередко вслед за снятыми в домашних условиях кадрами, где здоровые и весёлые люди наслаждались жизнью, на экранах появлялись фотографии жертв, сопровождаемые комментариями репортёров, лица которых стали такими же привычными, как и членов семьи. Все это оседало в сознании людей, как нечто необычное, и вызывало безмерный ужас. Это уже не было кошмаром, от которого можно проснуться, нет, этот кошмар продолжался, становясь все более пугающим, как во сне ребёнка, когда в комнату вползает чёрное облако, которое растёт и ширится, тщетны все попытки скрыться от него, и вы знаете, что, как только оно коснётся вас, вы погибли.

Раздражение, которое вызывал запрет на переезды из штата в штат, исчезло, как только умер продавец снаряжения для игры в гольф в Техасе и дилер, торгующий передвижными дачами-прицепами в Мэриленде. Контакты между людьми, первоначально резко уменьшившиеся, а затем снова возросшие, теперь ограничились семейным кругом. Люди общались главным образом по телефону. Междугородние линии оказались перегружены звонками в такой степени, что телефонным компаниям пришлось обратиться к абонентам с просьбой максимально ограничить продолжительность разговоров. Были выделены специальные линии для правительства и медицинских служб. В стране царила настоящая паника, хотя она была тихой, на личном уровне. Нигде не было публичных демонстраций. В крупных городах практически остановился общественный транспорт. Люди старались не ходить даже в продовольственные магазины, питаясь консервами и тем, что ещё оставалось в морозильниках.

Телерепортёры, вооружённые портативными камерами, рассказывали о происходящем, что увеличивало напряжённость, хотя их информация помогала в решении возникающих проблем.

— Появились положительные результаты, — сообщил генерал Пикетт своему бывшему подчинённому в Балтиморе.

— Ты где сейчас, Джон? — спросил Александер.

— В Далласе. Повторяю, получены многообещающие результаты. Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что.

— Что именно?

— Перестань играть в лечащего врача, полковник. Этим займутся другие. У меня создана рабочая группа в военном госпитале Уолтера Рида. Переезжай туда. Ты слишком знающий учёный, Алекс, чтобы ходить от одного пациента к другому в ракаловом костюме со шприцем в руках, черт побери.

— Джон, это моё отделение, и мне нужно руководить своими людьми. — Александер постиг этот урок ещё в то время, когда был младшим офицером.

— Отлично, полковник. Твои люди уже поняли, что ты беспокоишься о них. А теперь положи винтовку — из неё будут стрелять другие — и снова прими на себя роль командира. Эту битву нельзя выиграть в больницах, ты понимаешь это? — Пикетт уже говорил спокойно, стараясь убедить Александера. — Я послал за тобой машину. Внизу тебя должен ждать «хаммер». Он доставит тебя в госпиталь Рида. Ты что, хочешь, чтобы я вернул тебя на военную службу приказом?